Образ насти в произведении котлован. Образ котлована в повести и смысл названия повести А.П. Платонова «Котлован. VI. Домашнее задание

На котлован вернулись вместе с Елисеем, а медведь остался в колхозе. Настя наказала беречь его, Медведева Мишку, собралась навестить его. Опять, случайно или нет, Настю понес не Чиклин – Елисей; а Чиклин потащил неходячего Жачева.
Когда у занесенного снегом котлована готовили место для костра, Настя опять потребовала от Чиклина:
«Неси мне мамины кости, я хочу их!»

Но тот снова проигнорировал требование:
«Чиклин сел против девочки и все время жег костер для света и тепла, а Жачева услал искать у кого-нибудь молоко… Мимо барака проходили многие люди, но никто не пришел проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и непрерывно думал о сплошной коллективизации».

Вероятно, все напуганы и озабочены. Чиклин, взрослый, вроде бы лучше Насти знает, что ей надо – обогреть да накормить. Но она не бредит, а говорит о совершенно другом – тоже о теле, но не о преходящем, которое ест и греется, а о его вечном символе, костях. Ей нужна мама, потому что ее привязанности обрываются, а внутренние объекты нестабильны – как и у всех, кто работает на котловане. Можно сказать, что у Насти нет внутренней опоры, и ей требуется именно надежный скелет – а не частичные объекты (уже давно потерянный живот Чиклина или обрубок-Жачев с выпадающими зубами).
«- Чиклин, отчего я всегда ум чувствую и никак его не забуду?»
Чиклин не знал; а Настя была в сильнейшей тревоге: если она утратит сознание во сне, то оно может не восстановиться. Бодрствуя, как прежде делал Вощев, она защищает себя от настоящей смерти, а не только от ужаса уничтожения. Чиклин обманывает ее – уверяет, что город работает ночью, потому что о ней заботится. Настя не верит:
«- А я лежу вся больная… Чиклин, положи мне мамины кости, ч их обниму и начну спать. Мне так скучно стало сейчас!
- Спи, может, ум забудешь».

«Скучно» значит очень многое. Сейчас это может быть ужас и горе. А Чиклин не совсем понимает ее. Он говорит на ее языке, но предлагает как помощь именно то, чего она всего больше боится и хочет. Она, наверное, поняла, что костей матери он ей не принесет никогда. Да и сам матерью быть не сможет – он уже давно и не раз оставлял ее, а она перестала ему доверять: иначе требовала бы его живот, а не мамины кости.
Раз это не помогло, то больная девочка сделала еще одну попытку – на мгновение превратилась в собственную мать, живую и молодую:
«Ослабевшая Настя вдруг приподнялась и поцеловала склонившегося Чиклина в усы – как и ее мать, она умела первая, не предупреждая, целовать людей».

Но, кажется, и это не помогло, она достигла иного эффекта:
«Чиклин замер от повторившегося счастья своей жизни и молча дышал над телом ребенка, пока вновь не почувствовал озабоченности к этому маленькому, горячему туловищу».

Воспомининие не вызвало никакого преображения, как случилось с Прушевским. Чиклин занялся собою, своими переживаниями, и ему понадобилось время вернуться; девочка – видимо, по сравнению с прекрасным воспоминанием – стала для него не Настей, а снова детским туловищем. Платонов не объясняет, почему Чиклин опять оставил Настю (не сексуальное ли влечение или разочарование тому виной?), приспособил Елисея греть ее и отправил Жачева за молоком.
Наутро Настя умерла, несмотря на тепло, сливки и пирожные.

Чиклин подмел барак, накопивший за время запустения множество сора.
«Положив веник на место, Чиклину захотелось рыть землю; он взломал замок с забытого чулана, где хранился запасной инвентарь, и, вытащив оттуда лопату, не спеша отправился на котлован. Он начал рыть грунт, но почва уже смерзлась, и Чиклину пришлось сечь землю на глыбы и выворачивать ее прочь целыми мертвыми кусками. Глубже пошло мягче и теплее; Чиклин вонзался туда секущими ударами железной лопаты и скоро скрылся в тишину недр почти во весь свой рост, но и там не мог утомиться и стал громить грунт вбок, разверзая земную тесноту вширь. Попав в самородную каменную плиту, лопата согнулась от мощности удара, тогда Чиклин зашвырнул ее вместе с рукояткой на дневную поверхность и прислонился головой к обнаженной глине.
В этих действиях он хотел забыть сейчас свой ум, а ум его неподвижно думал, что Настя умерла».

В начале повести трудовые действия были описаны подробно, но не настолько, не в таком порядке – по сравнению с этим описания чувств предельно кратки, хаотичны, двусмысленны или абсурдны. Может быть, чтобы усыпить свой неподвижно думающий ум (а так и бывает в начале горя, мысли не текут), он мыслит лопатой о грунте. Кажется, он зарывает себя, копает могилу себе.
Неподвижность мыслей могла бы свидетельствовать и о том, что у Чиклина нет ресурсов справиться с горем, что оно так и останется в нем, чужеродное. Но нет – когда он вернулся в барак, то поступил так, как если бы на смену шоку пришло отрицание:
«В бараке он, чтобы не верить уму, подошел к Насте и попробовал ее голову; потом он прислонил свою руку ко лбу Елисея, проверяя его жизнь по теплу.
- Отчего ж она холодная, а ты горячий? спросил Чиклин и не слышал ответа, потому что его ум теперь сам забылся».

В сказках очень часто бывает так, что жители одного мира приходят в другой и наводят там связи – но контакт не может считаться завершенным, пока новые друзья или родственники не сделают ответного визита. Теперь на котловане такое же запустение, как и в покинутом ими колхозе, такое же безвольное молчание: утомленный Елисей спит, а Чиклин и Жачев просто сидят. Гость, Вощев, опоздал. Жачев ругается – бросил, мол, колхоз – но Вощеву с его новым знанием уже не надо верить в необходимость постоянного контроля, и он попросту не обратил внимания на угрозы инвалида.
Но Вощев опоздал, и это угрожает его чувству обретенной истины:
«Он привез в подарок Насте мешок специально отобранного утиля в виде редких, непродающихся игрушек, каждая из которых есть вечная память о забытом человеке. Настя хотя и глядела на Вощева, но ничему не обрадовалась, и Вощев прикоснулся к ней, видя ее открытый смолкший рот и ее равнодушное, усталое тело. Вощеа стоял в недоумении над этим утихшим ребенком, он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении? Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движением?»
Вощев теряет связь общезначимой и жизни ребенка, которая оказалась случайной. Истина не защищает и не гарантирует всемогущества и безопасность, даже всеобщей любви и заботы не дарит, если он рассчитывал именно на это – и все это, вместе взятое, и называл истиной. Живая Настя значила для него мало – с помощью его подарка она опять стала бы человеком ветхого мира, мстителем или носителем проекций, которые он через вещи нагрузил бы на нее. Она стала бы для него не девочкой и женщиной, а Вечным Дитятей, атеистическим вариантом божества, ради которого и в котором истина оживает. Он готовился использовать ее как контейнер для очень конфликтных содержаний – чтобы она соединила в себе прошедшее и грядущее.
Но она оказалась просто девочкой, сиротой – и умерла. Как бы Чиклин ни любил ее, но он ее бросал без размышлений, а ее важнейшие потребности не понимал, игнорировал. Все трое не позаботились даже о трупе, не привели его в благопристойный вид. Самый горюющий, Чиклин, был занят выплескиванием собственных переживаний в грунт и, казалось, готовил могилу себе; но эта яма пока не была могилой.
Сам Вощев оказался похож на Чиклина – далеко не сразу понял, что Настя мертва.
«Вощев согласился бы снова ничего не знать и жить без надежды в смутном вожделении тщетного ума, лишь бы девочка была целой, готовой на жизнь, хотя бы и замучилась с течением времени. Вощев поднял Настю на руки, поцеловал ее в распавшиеся губы и с жадностью счастья прижал к себе, найдя больше того, чем искал».

Что он обрел? Готовность к самопожертвованию и принятие смерти, своей и чужой, если это не выродится у него в дешевую сентиментальность – он ведь и от истины ждал, что она заменит ему добрую мать. Почтение к тем, кто жил, и определенную иерархию – ради ребенка можно обойтись и без всемогущей истины. Теперь Вощев, как любой душевно здоровый человек, может извлечь для себя пользу из работы горя. Жаль, что Настю впервые по-настоящему обняли и поцеловали, что она стала чьим-то счастьем уже после смерти. Правда, чрезмерная экзальтация этого счастья не вызывает доверяя, а Вощев обращается с трупом в стиле Чиклина, как с «остаточно живым» и поэтому удобным партнером, который ему своими чувствами не мешает. Мертвые делаются важнее живых – они уже не мимолетны, не случайны, уже состоялись, они вызывают сильные чувства – такие, какие у зрелых людей вызывают живые.
Хороший объект – это умерший объект.

Настя – маленькая девочка, оставшаяся сиротой, всеобщая любимица. Ее мать, дочь кафельщика, умирает на заводе своего отца, который давно уже не функционирует и полуразрушен. Чиклин забирает Настю с собой в барак. Все рабочие заботятся о девочке, она становится их смыслом жизни, символом светлого, чистого и счастливого будущего.

Значение ее имени - «воскресшая» обладает в произведении огромным значением. Вот только такое определение вступает в противоречие с судьбой девочки. Уже с самого начала она связана со смертью. Чиклин находит припрятанные крестьянские гробы и забирает оттуда два: один – под кроватку девочке, второй – для игры.

Жачев привозит Настю в деревню, девочка там простужается и умирает. Чиклин старается изо всех сил, чтобы ее вылечить, собирает все теплые вещи, укутывает девочку, но тщетно, ее не удается спасти.

Настя в повести предстает как символ строящегося символизма и умирает она от недостатка доброты и тепла, от понимания жестокости окружающего ее мира. Вторая причина становится более существенной и выходит на первый план, так как в бараке девочка-сиротка получает много внимания от рабочих. Перед смертью ее согревают Чиклин и Елисей, эти герои осознают значимость жизни девочки и понимают, что для того, чтобы она жила, мир вокруг должен быть тихим и благосклонным.

Но Настя умерла, и вместе с ней погибли вера и надежда. Эта девочка стала предвестником счастливого будущего, а с ее смертью не остается больше даже возможности этого достичь. Счастья землекопам так и не увидеть. Вощев , управляющий колхозом вместо Активиста, пытается повести за собой людей и произвести разработку котлована, чтобы увеличить его объем. Но Настя умирает, и он теряет силы и способность жить дальше и работать по намеченному плану.

Жизнь этой девочки вселяла веру во всех героев, ее смерть изменила судьбу каждого из них.

Похороны Насти становятся тем страшным событием, после которого наступает пустота. Мечты и надежды утеряны. Причем, безвозвратно. И как ни тяжело это осознавать, но нужно смириться.

Платонов сомневается, что можно построить социализм. И не верит, что когда-то возможно достичь счастья для всех без исключения людей. Это эфемерное будущее, недостижимое, ради которого не стоит тратить жизни стольких неповинных людей. Писатель демонстрирует нам, что жизнь отдельного человека также многого стоит, и нельзя так легко ее калечить, пусть и ради великой цели.

Чтобы достичь всего запланированного, необходим не только труд, но и условия, а их писатель, к сожалению, не видел.

В своей книге «Волшебные дни» В. Лихоносов высказывается об А. Платонове так: «Он действительно писатель глубоко сокровенный». И действительно, какое бы произведение А. Платонова мы ни читали, будь то роман «Чевенгур» или повесть «Юве- нильное море», рассказ «Фро» или статья о Короленко, мы чувствуем мастера, умеющего и заставляющего думать.
Своим творчеством Платонов заглянул в самую сердцевину утверждавшейся тоталитарной эпохи, в частности, повестью «Котлован». Об этом произведении критик В. Малухин говорит: «Котлован» прочитывается не просто как жуткое сновидение об утопическом идеале, но и как реальная хроника его исторического оскудения и распада. В горниле «Котлована» утопия переплавляется в антиутопию».
«Котлован» - повесть А. Платонова, посвященная началу строительства нового, небывалого еще Дома светлых и высоких человеческих отношений. Этот Дом - «то единое здание, куда пойдет на поселение весь местный класс пролетариата».
А. Платонов останавливается на самом начале строительства - на земляных работах, обеспечивающих успех постройки: чтобы дом был прочен, котлован должен быть надежен.
Герои повести хотят построить не простой, а «общепролетарский дом».
Котлован играет в повести роль связующего звена между человеческими судьбами и судьбой Отечества. Котлован предстает перед нами как средство, помогающее раскрыть сущность каждого отдельно взятого строителя. При этом процессе (выкапывание котлована) каждый из принимающих в нем участие думает о смысле жизни, надеется, что он не зря прожил свою жизнь, а отдал ее всю для общего дела - строительства «общепролетарского дома».
Но, с другой стороны, котлован - это могила, которую каждый, сам того не зная, роет для себя и для каждого. Котлован - это братская могила. Пример тому - смерть Насти и ее последнее пристанище. Можно привести еще имена, для кого котлован стал могилой: Сафронов и Козлов, активист.
Образ Насти несет огромную смысловую нагрузку. С ее смертью гибнет Будущее, его юная частица. И это - катастрофа вселенского масштаба, так как многие из строителей, возводя дом, никогда не думали о себе - дом строился «для масс», но не для себя, а со смертью Насти все эти массы вдруг остались без будущего...
Имена в повести имеют лишь немногие герои: Настя, Елисей, Никита, Чиклин, молотобоец Михаил. Остальные обходятся без имен. Так смогут ли эти люди, в основном безымянные, завершить строительство котлована и возвести светлый Дом? Хватит ли у них сил не только на внешнее, но и на внутреннее Устройство, на «духовную оснастку» будущего? Я считаю, что смысл названия повести заключается в этих вопросах, где автор размышляет, что все хорошее, доброе, светлое - все, что было Достигнуто и накоплено лучшими людьми российского государства, - было брошено в грязный котлован и затоптано в грязь людьми, которые в большинстве своем ничего не смыслят в том, что называется «светлые и высокие человеческие отношения».
А. Платонов прозорливо увидел, что право на существование будет лишь у одного главного человека, а если есть лишь один главный человек, то неминуемо обезличиваются все другие. Вот почему почти и нет имен у героев повести.
Задуманное как здание для вечного счастливого населения, как здание для человека, оно подмяло человека под себя, превратив его в средство, материал.
И «Котлован» сегодня звучит не только как напоминание о прошлом, но и как предупреждение о будущем. Он ставит вопросы, которые ныне обретают для нас особый смысл.
Андрей Платонов заставляет помнить о самом главном, исходном, основополагающем.

Одно только Насте, которую вспоминал Жачев, принадлежит далеко не последняя роль. Дите несмышленое, но уже при первой встрече с Сафроновым четко осознает свое историческое предназначение. Главным для нее и народа являются Ленин и Буденный. Когда их не было на свете, а были только буржуи, то и она не хотела рождаться, а появилась в мир только благодаря деятельности Ленина. То есть Настя - это детище, рожденное октябрьской революцией 1917 г., появившееся сразу же "с революционным умом". Как же так, может удивиться читатель, ведь у нее своя, настоящая мама. Есть, конечно, мама, но она "буржуйка", по мнению самой дочери, отживший класс. Отказ от прошлого означает потерю исторических связей, культурных традиций и замена их идейными родителями -Марксом и Лениным. У людей же, отрицающих прошлое, не может быть будущего.

Разрушительное отношение к человеку со стороны властей касалось не только уходящего в историю буржуазного сословия, но и всего трудового народа, в том числе и детей. Образ девочки в повести весьма своеобразен: "Вместо игрушек у нее железный лом, в одном гробу девочка спит, а второй использует в качестве красного уголка". Для художественной эстетики Платонова, как и ранее для Ф.М. Достоевского, ребенок - это высший человеческий критерий, на котором поверяется гуманизм отдельного человека и государства в целом.

Настя искренне удивляется гробам, припрятанным крестьянами: "А зачем им тогда гробы? Умирать должны одни буржуи, а бедные нет!" Землекопы на этот наивный вопрос ничего не могли ответить вразумительного. Увидев среди мужиков одного голого, она сразу же недоумевающе задумывается, "одежду всегда отбирают, когда людей не жалко...". На все эти вопросы ответить правильно и без страха не каждый мог, даже из числа тех, кто догадывался о причинах. Ответ же, в сущности, простой. Новым властям совершенно безразлично в кого стрелять и кого морить голодом. Трудно сейчас назвать точные миллионы погибших в период коллективизации в голодные (неурожайные) годы. Причем погибали отнюдь не буржуи.

Вот Сафронов объясняет "будущему радостному предмету", как называет Настю Жачев, непримиримость классовых отношений, что коммунисты и поддерживающие их активисты, согласно решениям партийного пленума, обязаны ликвидировать зажиточных "не меньше как класс, чтобы весь пролетариат и батрачье сословие осиротели от врагов!" Девочка после таких комментариев не только спрашивает "Вы с кем останетесь?", но и пытается сама домыслить сказанное: "Это значит плохих людей всех убивать, а то хороших очень мало". Настя мыслит правильно, так и решали поступить с народом в правительственных кругах. Плоды учения Чиклина и Сафронова, как видим, не прошли бесследно. Посещая ежедневно детский сад, она растет вполне сознательной гражданкой нового общества. Такое мнение подтверждает твердый, не по-детски уверенный в своих убеждениях стиль письма к Чиклину: "Ликвидируй кулака как класс. Да здравствует Ленин, Козлов и Сафронов! Привет бедному колхозу, а кулакам нет". Так, "в буднях великих строек" нарождалось новое молодое поколение советских людей, готовое идти на любые решительные шаги во имя великой идеи. Андрею Платонову был чужд такой оптимизм, он не верил в справедливость власти, основанной на насилии и обмане. Последние грозные слова Жачева относятся именно к тем, кто обманывает народ, из-за которых умирают дети: "Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью". Однако так и не удаюсь пролетарию расправиться с этим "классовым изменником". Ох, живучи оказались Львы и Ильичи Пашкины! Бациллы их деятельности заразили, казалось бы, стойкого бригадного, как Чиклин. Как бы утешая погибших Козлова и Сафронова, он клянется продолжать их дело, быть таким же, как Сафронов: "Стану умнеть, начну выступать с точкой зрения, увижу всю твою тенденцию, ты вполне можешь не существовать".

Настя - символ будущего социализма - умирает от недостатка душевной доброты к ней и, как это ни странно, "от понимания мира". Пожалуй, второй факт будет более существенным, ибо внимания со стороны старших (после смерти матери) она получает в достаточном количестве. Вспомним, ведь она умирает, хотя в последнюю ночь ее согревали своим теплом Елисей и Чиклин. Они хорошо понимали значимость ее жизни, прекрасно осознавали "настолько окружающий мир должен быть нежен и тих, чтоб она была жива".

Тем не менее Настя умерла, а вместе с ней исчезла, по замыслу автора, и вера в светлое будущее. Нет, нельзя построить счастливый общепролетарский дом на рабском отношении к труду и унижении человеческого достоинства. Когда Вощев приходит в бригаду землекопов, он вместо здорового счастья довольных от физической работы людей замечает на лицах спящих только смертельную усталость и тоску. Их скучные физиономии не выражали никакого подобия мысли. Идея общественной пользы поработила всецело личные чувства. Вместе с тем Платонов не упрощает проблему. Забитые и обезличенные люди, превращенные в массу, имеют свое сокровенное. Так, Чиклин и Прушинский вспоминают свою любовь, согревающую их души теплом; Вощев пытается осмыслить свое назначение в жизни; Жачев - добиться справедливости; Козлов - пролезть в руководящие кадры. Все же в стране, где есть один главный человек, нет места другим лицам. Происходит процесс обезличивания. Вот почему Чиклин отвечает: "Какое я тебе лицо? Я никто". Так же характеризует себя и юная Настя: "Я никто". Зато девочка прекрасно знает вождя мирового пролетариата. Вспомним: так же пессимистично, смертью ребенка, заканчивается и роман "Чевенгур". В подобном неверии в победу социалистического хозяйствования скрывается определенная позиция автора. Платонов в своих выводах далек от безумного оптимизма Пашкина, любившего повторять в трудные минуты: "... все равно счастье наступит исторически". Нет, такого счастья может не быть, ведь за него надо бороться, приближать его трудовой деятельностью, нужны, наконец, объективные условия для его осуществления. Таких условий писатель, исходя из своего жизненного опыта, не видел.

Главный герой повести Вощев воплощает в себе традиционный для русской литературы образ искателя сча-стья. В начале повествования он уходит бродить по свету в поисках смысла жизни. Он хочет знать, нужен ли для строительства всеоб-щего счастья именно он, единственный, а не безликая масса. Но при этом он не протестует против бесчеловечности идеи, участвует в коллективизации. Его желание быть личностью — невольный вы-зов коммунистическому государству, а его жестокость — отражение бесчеловечной атмосферы эпохи.

Исследователи обратили внимание на особенности фамилии Во- щева. В данной фамилии героя мерцает множество разных смыслов: «воск», «вощеный», то есть человек чуткий к воздействиям жизни, все вбирающий, подчиняющийся течениям. Но «Вощев» — это и «вотще», то есть напрасно, тщетно (намек на его тоску, волю к поискам слож-ной истины). Его фамилия определяет его духовный путь — от на-дежды обрести всемирную истину к осознанию ничтожности общих усилий в достижении идеала и личного существования.

Из всех персонажей сомнения одолевают только Вощева и ин-женера Прушевского. Инженер чувствует тоску из-за того, что его существование кажется ему бессмысленным; он живет воспомина-ниями о любимой женщине и не находит себе места в настоящем. Единственный способ преодолеть тоску Прушевский видит в при-общении к коллективу, в занятиях полезным делом. Так он надеет-ся избавиться от собственных проблем.

Образ Насти символизирует в повести общество будущего. Она и сама связывает свою жизнь с коммунизмом: «Главный — Ленин, а второй — Буденный. Когда их не стало, а жили одни буржуи, так я и не рожалась, потому что не хотела. А как стал Ленин, так и я стала!».

Настя стала любимицей строителей котлована. К ней потяну-лись Чиклин и Жачев, она заменила им смысл жизни, у них поя-вилась цель существования. И когда пустота в душах людей запол-няется любовью к ребенку, наступает развязка повести. Настя умирает от простуды. Ее смертью Платонов подчеркивает бессмыс-ленность всего происходящего, вместе со смертью девочки умирает будущее строителей.

В повести отдельными штрихами очерчены некоторые образы рабочих. Один из них — Жачев — безногий калека, инвалид пер-вой мировой войны, передвигающийся на тележке. Он зол и агрес-сивен. По поручению Чиклина Жачев «ликвидирует кулаков в даль» — отправляет их по реке на плоту. Жачев абсолютно уверен, что новое общество нужно строить для детей. Когда умирает Настя, Жачев говорит Чиклину, что теперь не верит в коммунизм: «… я урод империализма, а коммунизм — это детское дело, за то я Настю и любил…. Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью». Жачев уползает в город. На котловане его больше не видели.

Воспоминаниями о несостоявшейся любви живет старший арте-ли землекопов пожилой рабочий Никита Чиклин. Когда-то он любил дочь хозяина кафельно-изразцового завода, на котором работал н молодости. Настя, оказавшись дочерью бывшей возлюбленной Чиклина, вызывает в его сердце особую боль. Именно Чиклину дос-тается тяжелое бремя долбить в «вечном камне» могилу для девоч-ки. В жизни землекопа остался один труд. Материал с сайта

Едва обозначены Платоновым фигуры чиновника-бюрократа, председателя окрпрофсовета Пашкина; мастеровых Сафонова и Козлова, превратившегося в профсоюзного активиста.

Рабочим в повести противопоставлен собирательный образ кре-стьян. Они отличаются от рабочих-землекопов тем, что заботятся не о грядущем благоденствии мира, а о собственном благополучии. Кре-стьяне изображены несчастными людьми. Самое большее, на что они могут рассчитывать — это на свой гроб, сделанный точно по размеру.

В части, которая посвящена организации колхоза, ключевым яв-ляется образ медведя-молотобойца. Медведь — фанатик, он трудится не ради результата, а ради самого процесса труда. Все, что изготов-лено им в деревенской кузнице, не годится для колхозного хозяйст-ва. Медведь — это символ безрезультатного, бессмысленного труда.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • андрей платонов анализ котлован
  • платонов котлован образы животных
  • система образов в повести котлован платонова
  • образы природы в повести платонова котлован
  • котлован мандельштамп краткое содержание

 

Возможно, будет полезно почитать: